Эти серебряные серёжки с синими и белыми сапфирами, выглядевшие так дорого, Ирина купила в Индии. Она очень ими дорожила. И вот одной серьги не оказалось в ухе. Они с дочкой уже почти добежали с чемоданами до Московского вокзала в Питере, когда она это обнаружила. Время позволяло, и Ира, оставив дочь ждать с вещами, помчалась назад в гостиничку. Вместе с горничной обшарили номер: ничего. Она побежала назад, внимательно вглядываясь в асфальт впереди и надеясь увидеть выпавшую из уха серёжку. Снова тщетно. Огорчённая Ирина старалась не показывать свои переживания дочке. Но та с неожиданной лаской заключила её в свои объятия и сказала какие-то очень нежные слова поддержки. Ошалевшая от такого счастья, она даже не разобрала, какие именно слова произнесла дочка. Ощущение было настолько сильным и непривычным, что Ира почти забыла про потерю серёжки. Более того, она уже была благодарна ей за исчезновение, которое принесло такое глубокое сопереживание дочери, такую нежность с её стороны.
Дочка не любила, когда она показывала свои материнские чувства: объятия и тем более поцелуи. Ира и не лезла. Зачем, если человеку неприятно. У неё с мамой тоже было не принято проявлять нежность. Да и откуда, если бабушка, в свою очередь, тоже очень сухо общалась с дочерью. Так и жила эта отстранённость из поколения в поколение. Так и жили женщины в Иринином роду, не умея проявить свою любовь, не наученные ласковым словам и жестам своими матерями, они не умели научить этому своих дочерей. Некого было винить, да и глупо. Зато имело смысл научиться. Но как? Просто делать, решила она — причём не откладывая.
Ира неожиданно вспомнила, как сурово научила её жизнь не откладывать на потом. Когда её мамы не стало, на прощание с ней пришла мамина подруга молодости, но ненадолго. Старая женщина шёпотом объяснила, что плохо себя чувствует и на кремацию поехать не сможет. У маминой подруги был рак. И Ирина решила, что хочет поддержать эту женщину, подругу молодости её родителей. Съездила к ней домой, потом пару раз звонила. А потом жизнь увлекла в свой круг. И она каждый раз собиралась позвонить, откладывала на завтра. А когда всё же собралась, было поздно. Той уже не было в живых, а безутешному мужу она даже не знала, что сказать. С той поры, когда возникало желание что-то сделать, Ирина не откладывала: набирала номер, заказывала билеты, переводила деньги.
Поэтому, когда она открыла дверь в квартиру, то первым делом кинулась на шею мужу. Тот опешил от таких бурных проявлений, но заулыбался, начал что-то рассказывать. Побежал в магазин за вкусненьким. Ей стало тепло. Ведь обычно она входила в дом, и не было у неё ощущения, что её ждут. Оказывается, это в ней не было тепла и ласки. Тем же и отвечало ей пространство вокруг и люди в нём.
— Как часто мы скупы на ласку, как трудно порой идём на контакт даже с самыми близкими, — подумалось ей. — А потом сами удивляемся, что чувствуем себя одиноко, что о нас никто не хочет позаботиться. Спрашиваем, почему нам мало платят на работе. Но ведь если мы скупы по отношению к миру, то и мир скуп в ответ. Щедрость в проявлении нежных чувств может быть такой простой: обнять, прижаться щекой, погладить по голове, похвалить, принести тапочки. Да мало ли.
— Упрекнуть, отругать, подосадовать, выразить свое неудовольствие — тут мы щедры , — думала Ирина. — А доброе слово или ласка так редки. Словно награждаем ими своих близких. Что, если они станут обыкновением, ежедневной реальностью?
Ирина вновь задумалась. Она знала, что добрые намерения часто рождаются в её сердце, но потом почему-то забываются, и всё идёт по-старому. Ира покопалась среди своих «побрякушек» и нашла кольцо с сапфиром, которое купила вместе с серьгами и подвеской в Индии. Кольца она уже несколько лет, как не носила, поэтому с легкостью решила заказать из него у ювелира вторую серёжку. Получилось замечательно. Новую серьгу было невозможно отличить от старой. Зато каждый раз, когда Ирина надевала сапфировые серьги, она вспоминала, что всегда есть возможность проявить нежность.
И пропавшая сёрежка была ничтожной платой за этот драгоценный урок.